Питер боялся пошевелиться, до боли в пальцах стискивая подлокотники. Слова Кэти медленно проникали в сознание, и темнота отступала, словно за окнами забрезжил рассвет.

Господи, неужели все так просто? Проклятый Банниш и вправду заразил их своей одержимостью. А он настолько зациклился на шахматах, что ни разу не задумался об этом. «Я действительно был совершенно ни при чем, — мысленно повторял Питер и удивлялся. — Мое невезение было совершенно ни при чем».

— Как все просто, — чуть слышно прошептал он.

— Что ты сказал, Питер? — тревожно спросила Кэти.

Услышав в голосе жены тревогу, он понял и нечто большее — ее любовь. Сколько их на свете, пронеслось у него в голове, тех, кто обещает и клянется, строит воздушные замки и мечтает о счастье, но при первых признаках немилости судьбы хлопает дверью. Кэти осталась. Осталась, невзирая на жестокие неудачи, на его срывы и депрессии, на несправедливые упреки и бесконечные ссоры, на беспросветность и безденежье.

Питер медленно выбрался из кресла. Ему было очень трудно выразить нахлынувшие чувства словами.

— Кэти, — сказал он, — я тоже люблю тебя. — И беззвучно заплакал.

Утром Питер и Кэти спустились в гостиную позже всех. Проснувшись, они вместе приняли душ, и Питер оделся с особой тщательностью. Почему-то ему хотелось выглядеть как можно лучше — наверное, потому, что сегодня начиналась новая жизнь. Выходя из комнаты, они взялись за руки.

Банниш уже сидел перед доской, и часы тикали. Соратники тоже были в сборе: Экс в своем кресле терпеливо подпирал ладонью подбородок, Дельмарио шагал из угла в угол.

— Питер, скорей, — заторопил он, увидев чету Нортенов на винтовой лестнице. — Часы уже пущены; ты потерял целых пять минут. Питер улыбнулся.

— Расслабься, Стив, все будет в порядке.

Он пересек гостиную и присел на свое место со стороны белых фигур. Жена остановилась у него за спиной. «Кэти сегодня восхитительна», — подумал Питер.

— Твой ход, капитан, — с иронической улыбкой напомнил Банниш.

— Я знаю, — ответил Питер, даже не взглянув на доску. Часы отсчитывали его время. — А скажи, Брюс, почему ты возненавидел меня? Я долго думал, но разумного объяснения так и не нашел. А мне хотелось бы знать. Я еще могу понять твою неприязнь к Стиву — он имел дерзость выиграть, когда ты проиграл, и потом непрестанно поминал это тебе. А Экс изводил жестокими шутками. Но чем провинился я? Банниш как будто смутился, но ненадолго. Его губы скривились словно для плевка.

— Ты? Да ты — хуже всех. Питер искренне удивился.

— Даже так?

— Великий капитан великой сборной, — процедил Банниш, — В тот день ты пальцем не пошевелил ради победы. Быстренько устроил гроссмейстерскую ничью со старым дружком Уинслоу, даже не попытавшись обострить игру. Ты всегда выбирал себе удобных противников, и остальные тебя ничуть не заботили. Команда проиграла, а ты — чистенький, хотя и принес ей всего пол-очка. Козлом отпущения стал я. Но это еще не все. Ну-ка, Нортен, ответь, почему ты посадил за первую доску именно меня? Рейтинг у всех нас был примерно одинаковый; так чем же я заслужил такую честь — играть первую скрипку?

Питер немного подумал, припоминая, какими соображениями он руководствовался десять лет назад.

— Брюс, ты всегда проигрывал ответственные партии. Поэтому, когда команда-соперница выставляла тяжелую артиллерию, то есть мастера, который с высокой вероятностью мог разгромить любого из наших, имело смысл посадить против него тебя. Тем самым мы экономили силы, добиваясь побед за другими досками. С точки зрения интересов команды в целом этот подход вполне разумен.

— Иными словами, меня заведомо списывали со счетов. Не потому ли я проигрывал? Ты полагал, что мой проигрыш Весселеру позволит вам обставить других, и отдал меня на заклание.

— Приблизительно так, — смутился Питер. — Извини.

— Извини! — передразнил Банниш. — Запрограммировал мое поражение, а потом им же и попрекал. Простыми извинениями тут не отделаешься. Ну а сам ты в тот день играл не в шахматы, а совсем в другую игру. Вы с Хэлом Уинслоу из Чикагского университета развлекались ею много лет, а игроки ваших команд служили вам разменной монетой. Я же в данном случае сыграл роль жертвенной пешки. Обыкновенный гамбит. Только он тебе не помог. Уинслоу обставил тебя по всем статьям. Так что продул-то не я, а ты.

— Твоя правда. Теперь я это понимаю, когда ты так хорошо все объяснил. Я продул, и ты наказал за это всю команду.

— Сейчас ты продуешь снова, — пообещал Банниш и кивнул на клетчатый театр военных действий. — Время не ждет. Ходи. Питер равнодушно глянул на доску и отвернулся.

— Мы вчера полночи анализировали и обнаружили новый интересный вариант — ординарная жертва вместо двойной. Я беру пешку конем, но слона не отдаю, а сразу нападаю ферзем — такова идея. Выглядит заманчиво, но наверняка с изъяном, верно? Банниш внимательно посмотрел ему в глаза.

— Ходи, и сам узнаешь.

— Не хочу.

— Пит! — ошарашенно воскликнул Дельмарио. — Ты в своем уме?! Ты должен сбить спесь с этого индюка!

— Ничего не выйдет, Стив. Повисла тягостная тишина. Наконец Банниш не выдержал.

— Ты трус, Нортен! Трус, слабак и неудачник! Доигрывай партию!

— Процесс игры меня больше не волнует. Тебе достаточно сказать, что вариант ошибочен. Я поверю. Банниш возмущенно крякнул, потом не стерпел и ответил сварливо:

— Ошибочен, ошибочен. Я предложил бы контржертву — ладью — и снял этим угрозу мата. А через несколько ходов ладья отыгрывается.

— Все варианты ошибочны, не так ли? — полуутвердительно произнес Питер. Банниш только криво усмехнулся. Питер кивнул.

— Я так и думал. Мы заблуждались. Белые в этой позиции вообще не могут выиграть. Ты не упустил победу — у тебя ее не было в принципе. Было лишь обманчивое позиционное преимущество.

— Наконец-то я слышу здравую мысль, — похвалил Банниш. — Да, я просчитал на компьютерах каждый вариант, каждый ход, затратив целую вечность. Я ведь прожил не три и даже не четыре жизни. Сначала семьдесят лет, потом пятьдесят… Да понимаете ли вы, что это такое — вновь и вновь возвращаться?! Я проверял одну идею за другой… всегда выбирая точкой отсчета тот самый день в Эванстоне. Я проигрывал любые, даже самые дикие комбинации. Но Великий Роби неизменно побеждал. У белых здесь нет ни единого шанса.

— А как же Весселер? — запротестовал сбитый с толку Дельмарио. — Ведь он сказал, что проигрывал! Банниш глянул на него с нескрываемым презрением.

— Он рассчитывал на легкую победу, а я заставил его изрядно попотеть. Его признание — просто маленькая месть. Этот добряк умел подсластить горечь поражения. — Банниш ухмыльнулся. — Но ничего, о нем я тоже позаботился. Э. К. Стюарт встал и одернул жилет.

— Финита ля комедиа, Брюсик. Будь добр, позволь нам покинуть Баннишленд.

— Тебя я больше не задерживаю, — отрезал Банниш, — Этого алкаша тоже. А вот Питер… — К его лицу вновь приклеилась улыбка. — Наш доблестный капитан, смекнув, что все продолжения заводят в тупик, в каком-то смысле почти выиграл, и я решил сделать тебе подарок, Нортен, роскошный подарок. Можешь воспользоваться моим ретропроектором!

— Премного благодарен, но я не приму твой подарок. Банниш выпучил глазки.

— Что значит «не примешь»? Ты не понял, какой шанс тебе предлагают? Ты перейдешь на альтернативную ветвь семейства временных кривых и станешь победителем!

— Ну да, а в этой жизни брошу жену рядом со своим трупом. И порадую тебя, навсегда избавив от своей персоны. Все это здорово смахивает на самоубийство. Нет уж. Пожалуй, я еще-раз попытаю счастья в настоящем и будущем. Вместе с Кэти. Банниш захлопнул отвисшую челюсть.

— Какое тебе до нее дело? Она все равно тебя презирает. Ей будет лучше, если ты исчезнешь из ее жизни. Она получит страховку, а ты найдешь себе другую женщину, которая по-настоящему полюбит тебя. Кэти положила руку Питеру на плечо.

— Я сама позабочусь о нем. Питер накрыл ее руку ладонью.